Неточные совпадения
Некрасивого,
доброго человека, каким он себя считал, можно, полагал он, любить как
приятеля, но чтобы быть любимым тою любовью, какою он сам любил Кити, нужно было быть красавцем, а главное — особенным человеком.
Но и не глядясь в зеркало, она думала, что и теперь еще не поздно, и она вспомнила Сергея Ивановича, который был особенно любезен к ней,
приятеля Стивы,
доброго Туровцына, который вместе с ней ухаживал за ее детьми во время скарлатины и был влюблен в нее.
В общество это затянули его два
приятеля, принадлежавшие к классу огорченных людей,
добрые люди, но которые от частых тостов во имя науки, просвещения и прогресса сделались потом формальными пьяницами.
Вы человек с
доброй душой: к вам придет
приятель попросить взаймы — вы ему дадите; увидите бедного человека — вы захотите помочь; приятный гость придет к вам — захотите получше угостить, да и покоритесь первому
доброму движенью, а расчет и позабываете.
Так думал молодой повеса,
Летя в пыли на почтовых,
Всевышней волею Зевеса
Наследник всех своих родных. —
Друзья Людмилы и Руслана!
С героем моего романа
Без предисловий, сей же час
Позвольте познакомить вас:
Онегин,
добрый мой
приятель,
Родился на брегах Невы,
Где, может быть, родились вы
Или блистали, мой читатель;
Там некогда гулял и я:
Но вреден север для меня.
Точно где-нибудь в комнате собралось несколько человек
приятелей у
доброго хозяина, который предоставляет всякому делать, что он хочет.
Чего
доброго!» И гробовщик думал уже кликнуть себе на помощь
приятеля своего Юрку.
За мной ходили две нянюшки — одна русская и одна немка; Вера Артамоновна и m-me Прово были очень
добрые женщины, но мне было скучно смотреть, как они целый день вяжут чулок и пикируются между собой, а потому при всяком удобном случае я убегал на половину Сенатора (бывшего посланника), к моему единственному
приятелю, к его камердинеру Кало.
Выходило бы так, что я, еще ребенок, из сочувствия к моему
приятелю, находящемуся в рабстве у пана Уляницкого, всей душою призываю реформу и молюсь за
доброго царя, который хочет избавить всех купленных мальчиков от злых Уляницких…
— Ба! ба! ба!
добро пожаловать, откуды бог принес, — говорил мне
приятель мой Карп Дементьич, прежде сего купец третьей гильдии, а ныне именитой гражданин.
До какой степени соблюдается деликатность во всем этом, видно, например, из письма, которое пишет к Анне Петровне ее
приятель,
добрый старичок Добротворский.
— Нет-с, они
добрые, они этого неблагородства со мною не допускали, чтобы в яму сажать или в колодки, а просто говорят: «Ты нам, Иван, будь
приятель: мы, говорят, тебя очень любим, и ты с нами в степи живи и полезным человеком будь, — коней нам лечи и бабам помогай».
— Спасибо, мерси, благодарю! — говорил он, захлебываясь от счастья. — Будем снова
добрыми старыми
приятелями. Наш дом будет всегда открыт для вас.
Но будь и
добра: иногда выдай и ему что-нибудь, и
приятелям ходить позволяй, раз в неделю, а если чаще, то гони.
Он ожидал мрачного, сухого, чуждого человека, а перед ним был самый простой человек, улыбавшийся такой
доброй улыбкой, что он казался не чужим, а давно знакомым
приятелем.
Муж
добрый был любим, шел мирно день за днем
И, к довершенью благ, беспечному супругу
Был дан
приятель… важную услугу
Ему он оказал когда-то — и притом
Нашел, казалось, честь и совесть в нем.
Постой… пропал… кто ж он? Вот дал мне бог заботу.
Трусливый враг какой-нибудь,
А им ведь у меня нет счету,
Ха, ха, ха, ха! прощай,
приятель,
добрый путь…
— Что ж такое? Она просила меня вас доставить; я и подумал: отчего же нет? А я действительно ее
приятель. Она не без хороших качеств: очень
добра, то есть щедра, то есть дает другим, что ей не совсем нужно. Впрочем, ведь вы сами должны знать ее не хуже меня.
— Точно так-с! — ответил Хмурин. — Кирпичу я ему поручил для меня купить, тысяч на сто, а он тут и сплутовал сильно; я этого не стерпел, соскочил с пролеток, да с плетью за ним… «Ну, думаю, пропал совсем!..» А выходит, что на другой день он сам же пришел ко мне:
добрый, значит, этакой уж человек, и до сей поры мы
приятели!..
Боже мой, что значит богатство! Как оно разодрало глаза всем
добрым людям! Какою завистью закипели сердца близких
приятелей и даже родных!
— Нет слушай: у него был
добрый сосед, его друг и
приятель, занимавший первое место за столом его, товарищ на охоте, ласкавший детей его, — простосердечный, который всегда стоял с ним рядом в церкви, снабжал его деньгами в случае нужды, ручался за него своею головою — что ж… разве этого не довольно для погибели человека? — погоди… не бледней… дай руку: огонь, текущий в моих жилах, перельется в тебя… слушай далее: однажды на охоте собака отца твоего обскакала собаку его друга; он посмеялся над ним: с этой минуты началась непримиримая вражда — 5 лет спустя твой отец уж не смеялся.
— Ваш
приятель, этот дурень Ароматов… Он и меня втяпал, должно полагать! Ей-богу… Вот и делай людям
добро, хлопочи о них… Ведь я этого Ароматова с улицы взял! Вот вам благодарность…
— Простите меня и ее, мой
добрый Савелий Никандрыч, — подхватил он, протягивая
приятелю руку, — но что ж делать, если, кроме вас и графа, у нас никого нет в мире. Вас бог наградит за ваше участие. Дело теперь уже не в том: уехать я должен, но каким образом я скажу об этом Анете, на это меня решительно не хватит.
Общие
приятели наши наговорили много
доброго обо мне Шаховскому, и он еще до моего приезда желал коротко со мной познакомиться и подружиться.
— Братцы, что вам, лошадь, что ли, надо? — заговорили тотчас
приятели рыженьких. — Пойдемте, поглядите у нас… уж такого-то подведем жеребчика, спасибо скажете… что вы с ним как бьетесь, ишь ломается, и
добро было бы из чего… ишь, вона, вона как ноги-то подогнула… пойдемте с нами, вон стоят наши лошади… бойкие лошади! Супротив наших ни одна здесь не вытянет, не токмо что эта…
Иной раз и сказал бы что-нибудь, и именно из желания
добра сказал бы, — да испугается: а что, дескать, если это вот такому-то моему
приятелю не понравится или вот такой-то благодетель за это рассердится!..
— Скажите, пожалуйста, — начала опять Софья Николаевна, — помнится, у вас был
приятель… как его бишь звали? такое
доброе у него было лицо… он все стихи читал; такой восторженный…
Комедия очень ловко оканчивается словами Ладова, которому ясно доказали, что Вельский мошенник, что он всех обманывал, обыграл наверное своего
приятеля и хотел отбить у него невесту: «Эх, милый! все так… да малый-то он
добрый!..» Вообще во всей пиесе много жизни и веселости — веселости, которую не может заметить никакое остроумие, никакое комическое положение действующих лиц.
Да только что этак-то подумала, иду по коридору и слышу, что-то хлоп-хлоп, хлоп-хлоп. Ах ты, боже мой! что это? думаю. Скажите пожалуйста, что это такое? Отворяю дверь в ее комнату, а он, этот приятель-то ее
добрый — из актеров он был, и даже немаловажный актер — артист назывался; ну-с, держит он, сударь, ее одною рукою за руку, а в другой нагайка.
1-й купец. И все это вы пустяки говорите. Всякий себе сам виноват. Коли я
добрый человек да имею свой разум, так что мне
приятели? Все одно, что ничего. А коли я дурак либо мошенник, да ежели начал распутничать, так уж ничто делать, что на
приятелей сворачивать.
Эти художники вовсе не похожи на художников итальянских, гордых, горячих, как Италия и ее небо; напротив того, это большею частию
добрый, кроткий народ, застенчивый, беспечный, любящий тихо свое искусство, пьющий чай с двумя
приятелями своими в маленькой комнате, скромно толкующий о любимом предмете и вовсе небрегущий об излишнем.
Часа через два я сидел уже в телеге, напутствуемый советами
приятеля.
Добрые лошади тронулись сразу, а ямщик, подбодренный обещанием на водку, гнал их всю дорогу, как говорится, в три кнута; до Б. мы доехали живо.
Мирович(сгоревший при этом рассказе
приятеля со стыда и беря его потом за руку). Благодарю тебя,
добрый друг, но, право, мне совестно… Зачем и для чего ты это сделал? Наконец, где ты взял денег, и какие у тебя могут быть лишние две тысячи целковых?
Существуют еще раздраженные в таком роде: К* (вы это наверное знаете), весь не стоит десяти копеек; между тем,
приятели или
добрые люди хлопочут за него, отбивают себе пятки в приемных сильных мира сего, и выхлопатывают ему место с восемью стами рублей серебром жалованья.
Будь он самый грубый, животный человек, но если в душе его не замерло народное чувство, если в нем не перестало биться русское сердце, звуки Глинки навеют на него тихий восторг и на думные очи вызовут даже невольную сладкую слезу, и эту слезу, как заветное сокровище, не покажет он ни другу-приятелю, ни отцу с матерью, а разве той одной, к кому стремятся
добрые помыслы любящей души…
— Ну, так видишь ли… Игумен-от красноярский, отец Михаил, мне
приятель, — сказал Патап Максимыч. — Человек
добрый, хороший, да стар стал — добротой да простотой его мошенники, надо полагать, пользуются. Он, сердечный, ничего не знает — молится себе да хозяйствует, а тут под носом у него они воровские дела затевают… Вот и написал я к нему, чтобы он лихих людей оберегался, особенно того проходимца, помнишь, что в Сибири-то на золотых приисках живал?.. Стуколов…
Новую посуду принесли, и с
добрым запасом ее принесли. Знала Манефа привычки Патапа Максимыча, когда с
приятелями отвести он душу весельем захочет.
Тотчас же заместил его Ярослав Ильич (причем Ремнева и Зимовейкина сдали кому следует на руки), расспросил кой-кого, ловко овладел сундуком, который хозяйка уже пыталась вскрывать, поставил сапоги на прежнее место, заметив, что они все в дырьях и совсем не годятся, потребовал назад подушку, подозвал Океанова, спросил ключ от сундука, который нашелся в кармане пьянчужки-приятеля, и торжественно, при ком следует, вскрыл
добро Семена Ивановича.
Среди гардемаринов у Ашанина был большой
приятель — Иволгин, красивый брюнет, живой увлекающийся сангвиник, несколько легкомысленный и изменчивый, но с
добрым отзывчивым сердцем. С ним они нередко читали вместе и спорили. Но в Печелийском заливе Иволгин и еще один гардемарин были переведены на клипер, где недоставало офицеров. На корвете остались Кошкин и Быков и два кондуктора-штурмана.
И скоро нашел немало близких
приятелей,
добрых людей из православных.
— А хорошо ведь на вольном-то воздухе в такую пору середь друзей-приятелей
доброй ушицы похлебать, — молвил Зиновий Алексеич, обращаясь к Марку Данилычу.
Тут далее мой
приятель не слышал ничего, кроме слитного гула, потому что внимание его отвлек очень странный предмет: сначала в отпертой передней послышался легкий шорох и мягкая неровная поступь, а затем в темной двери передней заколебалась и стала фигура ясная, определенная во всех чертах; лицо веселое и
доброе с оттенком легкой грусти, в плаще из бархата, забывшего свой цвет, в широких шелковых панталонах, в огромных сапогах с раструбами из полинявшей желтой кожи и с широчайшею шляпою с пером, которое было изломано в стебле и, шевелясь, как будто перемигивало с бедностью, глядевшей из всех прорех одежды и из самых глаз незнакомца.
Все это проделал по
доброй воле, без малейшего давления внешних обстоятельств, мой долголетний
приятель и единомышленник по философскому credo Г.Н.Вырубов, русский дворянин, помещик, дитя Москвы, сначала лицеист, а потом кандидат и магистрант Московского университета.
В Вене я больше видал русских. Всего чаще встречался опять с зоологом У. —
добрым и излиятельным малым, страстным любителем театра и сидевшим целые дни над микроскопом. Над ним его
приятели острили, что он не может определить, кто он такой — Гамлет или Кёлликер — знаменитый гистолог и микроскопист. У него была страстишка произносить монологи, разумеется по-русски, ибо немецкий прононс был у него чисто нижегородский. Он умудрялся даже такое немудрое слово, как «Kase» (сыр) произносить как «Kaise».
Квартира его занимала целый флигелек с подъездом на переулок, выкрашенный в желтоватую краску. Окна поднимались от тротуара на
добрых два аршина. По лесенке заново выштукатуренных сеней шел красивый половик. Вторая дверь была обита светло-зеленым сукном с медными бляшками. Передняя так и блистала чистотой. Докладывать о госте ходил мальчик в сером полуфрачке. В этих подробностях обстановки Иван Алексеевич узнавал франтоватость своего
приятеля.
—
Добро пожаловать, господин обер-кригскомиссар, — произнес важно и ласково фельдмаршал, обратившись к вошедшему с сыном его; махнул рукою последнему, чтоб он удалился, а гостю показал другою место на складных креслах, неподалеку от себя и подле стола. — Вести от вашего
приятеля! Адрес на ваше имя, — продолжал он, подавая Паткулю сверток бумаг, полученный через маленького вестника.
— Будь по-твоему! За здоровье моего
доброго, верного
приятеля! (Выпивает рюмку вина.)
—
Добро, матушка,
добро, я-то уж решил так, за тобой было дело… Меня старый
приятель до слез пронял…
Смеясь, надел Волынской шубу Мариорицы, вручил посланнице кошелек с золотом и просил ее сказать, что он целует каждый пальчик на ногах милой,
доброй, бесценной ее барышни. Дорогой вспомнил он своих
приятелей на Волковом поле.
Австрийский посол граф Эстергази, некогда лучший друг канцлера, стал требовать не только исполнения договора, но еще и того, чтобы Россия всеми своими силами помогала Марии-Терезии. Скоро понял он, что от Бестужева ожидать ему нечего, перешел на сторону Шувалова и Воронцова и из
приятеля сделался злейшим врагом канцлера. Барона Черкасова,
доброго помощника и советника, не было уже в живых. На стороне Бестужева оставалась одна великая княгиня, но в настоящем ее положении она могла мало принести ему пользы.